Я решила стать художников в 9 лет. Не так как дети мечтают стать балериной или космонавтом, а вполне осознанно. Это не было выбором профессии. Живопись просто стала насущной необходимостью, как воздух. Рисовала я много и маленькой, но именно к 9 годам живопись стала, как не пафосно это звучит, смыслом моей жизни. Конечно, моя жизнь была наполнена кучей разных занятий; от хореографии, французского языка, музыкальной школы до запойного чтения книг, особенно с исторической основой.
По-настоящему счастлива я была лишь тогда, когда читала и рисовала. Я посещала разные художественные студии, увлекалась макраме, плетением небольших гобеленов, росписью глиняных поделок, потом росписью по дереву. Рисованием занималась в студии, которой руководила моя мама.
С 9 лет уезжая на все лето с бабушкой на дачу, я обязательно рисовала каждый день. Слова моего дедушки «ни дня без кисти» стали для меня правилом на всю жизнь.
Художником была не только моя мать (Шиловская Анна Викторовна), но и дедушка Виктор Юльевич Апфельбаум. Он учился у Осмеркина, дружил с Фальком, впитал традиции «Бубнового валета» и французских художников второй половины 19 века. Кроме того, он собрал великолепную библиотеку книг и альбомов по искусству. Что касается прадедушек — там куча архитекторов. Отец деда Юлий Апфельбаум, отец бабушки Андрей Шиловский, брат прабабушки Лев Руднев (построил, например, здание МГУ) – все они незримо присутствовали в нашем доме. Андрей Шиловский был блестящим рисовальщиком; его рисунки бабушка тщательно хранила и часто мне показывала.
Все детство, отрочество и юность я вращалась исключительно среди людей искусства. Мама любила ходить в мастерскую своего друга – скульптора Александра Корнаухова, и его мастерская навсегда осталась в моей памяти. Большая комната с печкой для обжига переходила в корридор и еще одну комнату. По периметру всех помещений стояли стеллажи, на полочках которых разместились большие и маленькие работы скульптора. Это был настоящий живой музей.
Все выходные мы проводили или в консерватории, или на вернисажах художников. На каждой выставке я обязательно оставляла большой отзыв. А домой приносила сильнейшее желание выплеснуть на бумагу накопившиеся впечатления. Мне всегда хотелось учиться в первую очередь у природы и полотен любимых художников. Эти два учителя до сих пор остаются для меня главными.
В те годы среди художников было принято, вернувшись после лета с работы на натуре, приглашать к себе в мастерскую или домой друзей-художников и показывать свои работы. Я обожала эти «домашние» выставки и возникающее творческое обсуждение, особенно у сестры моей бабушки Тамары Андреевны Шиловской. Я называла ее «боковая бабушка». Тамара Шиловская – художник-монументалист стала важнейшим человеком в моей жизни. Она была и бабушкой, и другом, и учителем… И до сих пор, хоть ее уже нет с нами, каждую свою работу я показываю ей и пытаюсь услышать ее суждение. Она не верила в Бога, но говорила, что только когда творит, готова поверить в существование потусторонних сил, словно кто-то вместо нее водит ее кисть. Мне очень хорошо знакомо это ощущение. Всю жизнь работая, я словно иду за неким «законом внутренней необходимости» (как говорил Кандинский), за внутренним голосом и не могу не рисовать, даже если бы захотела. И мне кажется, что раз Господь дал мне это счастье творить, я могу лишь следовать этому дару. Тамара говорила: «Творчество необъяснимо, и в этом его прелесть».
Аля Лукашевкер – художник-монументалист, друг моей «боковой» бабушки и замечательный учитель. Летом Аля и Тамара жили вместе на даче в Калистово. Несколько лет я жила вместе с ними, и это были самые счастливые летние месяцы в моей жизни. Такое содружество разных поколений. Все рисовали с утра до вечера, а Аля создавала невероятные вышивки (сейчас выставлены в ГМИИ). Мы с Тамарой часто уходили вместе в поля на пленер, потом собирали букеты и писали натюрморты, иногда позировали друг другу. И не было ничего ценней для меня, чем советы и мнение о моих работах этих двух художников.
Два года я занималась на факультете художников печати (кажется, он был организован при факультете журналистики), занятия там вел художник-график Ганнушкин. Потом занималась рисунком с частным педагогом, год посещала подготовительный курс при Академии печати (тогда это был Полиграфический институт и он выпускал художников полиграфистов – его закончила моя мама). На всех этих подготовительных стадиях к поступлению в художественный вуз, я ощущала на себе непрестанное давление академическое школы, мне все время говорили, что в моей живописи слишком много цвета, и Матиссы им не нужны (для меня хоть какое-то сравнение с великим художником было невероятным комплиментом). Тогда же я увлеклась росписью деревянных коробочек, мама сдавала их в художественный салон, где они неплохо продавались. Но я уже не могла рисовать, что мне хотелось, я должна была рисовать, то, что меня просили. Потом я продавала свои работы через художественный салон. Давление усиливалось, ощущение, что я не могу творить соответственно своему закону внутренней необходимости, лишает радости творчества. И я приняла решение оставить искусство – искусством для себя.
Увлечение литературой, историей, живописью привело меня на исторический факультет МГУ. Я стала историком искусства и теперь преподаю этот предмет. Большинство моих учеников – маленькие дети. Занимаясь с ними, знакомя их с миром прекрасного, а так же когда творю сама, я ощущаю себя счастливой. Говорят, счастье – это лишь мгновенья. Мне повезло – у меня это весьма длительные мгновенья. Наверное, я не могу делать то, что не дает мне радость. Профессия должна быть зовом души. В течение учебного года я отдаю себя детям и сама творю не очень много. Зато весь летний сезон я работаю с утра до вечера. Кроме живописи я занимаюсь росписью по стеклу, декорирую разными материалами шкатулки, делаю небольшие мозаичные картины. О занятиях мозаикой я мечтала давно. Мозаичистом была сестра бабушки Тамара. Кроме того, мое образование историка искусства и путешествия по разным странам служат мощнейшим дополнительным импульсом для творчества. Океаны римской мозаики в Тунисе, сказочные византийские мозаики в Равенне и Стамбуле все время стоят перед глазами.
Искусство для меня – это всегда «путь в неизведанное», и я надеюсь его продолжить. Как говорила Тамара Шиловская: «Главное, чтобы и на том свете я могла творить».
